Самый заразный вирус – это, наверное, вирус столичной жизни.
Его почти невозможно выявить в отдельной, обособленной форме.
Он практически не поддаётся антибиотикам, зато отлично передаётся на большие расстояния.
И не только воздушно-капельным путём, но даже силой мысли.
Вроде бы живёт в провинции нормальный человек,
разговаривает не через губу, первый протягивает руку, улыбается в ответ на шутки,
но потом с ним происходит нечто странное.
Он резко порывает с прошлой жизнью и устремляется в поисках счастья в большие города.
Именно там с личностью происходят странные метаморфозы…

Недавно я звонил одному такому персонажу.
Вроде, когда-то дружили, пили водку по праздникам,
давали друг другу взаймы, оказывали моральную помощь в непростые минуты.
А потом он уехал в большой город и стал его одной десяти миллионной частицей.
И немедленно изменился характером.
Даже по телефонной интонации чувствуется, что пальцы расставлены веером.
Плюс к тому – вечная спешка.
И первый же вопрос ребром, заданный на волне грассирующих гласных: «Что тебе надо?»
Ответ: «Ничего, просто поговорить!» неизменно вызывает подозрение.
А дальше слышится шум закрывающихся дверей.
Так захлопывается социальный лифт.
Ведь мы уже живём на разных этажах общественного здания…

Родственные отношения тоже не служат смягчающим обстоятельством.
Наоборот, столичность в этом случае протекает ещё сильней и в разы коварней.
Ни о какой помощи ни внутренне, ни извне говорить не приходится.
Любая поддержка ограничивается смайликом – и то, только когда тебе захотят ответить.
Мне даже бывает интересно:
а как они выживают, общаясь между собой?
Кусаются , небось.
Локтями друг друга распихивают.
Подставляют подножки и подрезают на резких поворотах.
И никто не может сказать, ради чего все это?
Ведь денег, как я понимаю, даже у этих хорошо оплачиваемых сущностей
постоянно не хватает – и они живут в кредит, под вечные проценты…

Между прочим, знак процента, выглядит, как ноль почти поделенный на ноль.