В последнее время я почему-то всё чаще вспоминаю - и во сне и наяву,-
самую длинную дорогу детства: дорогу в деревню.
Когда-то очень давно, на утренней заре воспоминаний,
отец с матерью частенько ходили туда пешком, чтобы навестить бабушку и дедушку.
Естественно, я неотлучно был с ними и проделывал весь путь либо на своих двоих,
либо беззастенчиво расположившись на родительских руках...

Глиняный просёлок сначала вился вдоль пологого берега реки,
который из полузатопленного и густо заросшего камышами,
вдруг резко вздымался на высоту пятиэтажного дома.
Отвесный обрыв пугал до дрожи в коленях.
Даже мимолетный взгляд вниз вызывал головокружение.
Понятное дело, что подобный ландшафт отпугивал почти все автомобили.
За исключением тракторов с пьяными трактористами.
Им было всё равно, где гарцевать на железных чудовищах...

Потом большак плавно перетекал в главную улицу небольшого поселения,
сплошь и рядом состоявшего из глинобитных мазанок и покосившихся хибар.
По-моему, там были даже вырыты землянки.
Их загадочные обитатели наружу показывались редко.
А если и появлялись, то мирно спали неподалёку на рассыпающихся завалинках.
Рядом лениво грызли коровьи мослы лохматые собаки.
Прохожих они не великодушно не трогали.
Но мы всё равно невольно ускоряли шаг
и старались не встречаться взглядом с пронзительными, наполовину волчьими глазами…

Всего через пару сотен метров наблюдался разительный контраст,
когда разруху деревенской жизни сменяли технологические символы эпохи – нефтяные качалки.
Тихонько урча, они мерно добывали из недр земли невидимую взору нефть
и моментально загоняли её в серебристые трубы.
Для маленького ребёнка процесс извлечения полезных ископаемых выглядел завораживающе.
Все сказочные образы меркли по сравнению с вполне реальным зрелищем.
Великаны с драконами казались сущими пустяками перед могучими стальными набалдашиками,
которые, не зная усталости, денно и нощно,
поднимали и опускали толстые металлические тросы, уходящие в неведомые глубины…

Дальше простирались колхозные поля, заросшие жёлтой люцерной.
Они перемежались заливными лугами, на которых рос пьяно пахнущий клевер,
романтические ромашки и фиолетовые цветы, называемые «кукушкиными слезками».
Над этим цветочным раздольем стоял еле различимый пчелиный гул.
Мне постоянно рассказывали, что пчёл бояться не надо, они заняты делом
и отвлекаться без уважительной причины ни на кого не будут.
Даже если случайно укусят, то от этого больше пользы, чем вреда…

Немного погодя, дорога, словно устав от палящего солнца,
заворачивала в сумрачную рощу гигантских вязов.
Где-то на их вершинах, чуть ли не под самыми облаками,
виднелись многочисленные гнезда грачей.
Своими размерами они тоже вызвали уважение.
Каждое из них в диаметре было значительно больше, чем моё цинковое корыто для купания.
Страшно вообразить, какие там размещались птенцы и чем они питались…

Немного отдохнув в тени, колея снова выбегала на простор.
Правда, теперь её окружали развалины старого свинарника.
Почва на этом месте имела ядовито-красный марсианский цвет
и была убита совершенно – на ней не росло ничего, даже крапивы и лопухов.
Очевидно, свиньи в совершенстве владели тактикой выжженной земли
и получили приказ не оставлять после себя ни малейших признаков жизни.
Они выполнили его на отлично.
В реке, мирно струящейся у берега, не водились даже лягушки…

У деревенской околицы усталых путников встречала большая мутная лужа,
которую население гордо именовало прудом.
Местные коровы, под чутким присмотром пастуха, заходили в него примерно до середины
и, блаженно мыча, полоскали там тугое вымя.
Поистине, пасторальная картина.
Кстати, с дисциплиной примерно такого же уровня я столкнулся потом в пионерском лагере
при массовых купаниях личного состава под руководством пионервожатых…

Когда садилось солнце, мы всей семьей рассаживались на веранде и пили ароматный чай,
макая толстые блины в мёд или в сметану.
А где-то далеко-далеко, у самого синего горизонта,
о чём-то протяжно вздыхали поезда дальнего следования.
На то была веская причина.
Ведь их путь, в отличие от нашего, ещё не был закончен…