Первого профессионального писателя я наблюдал в третьем классе.
Он пришёл на урок русского языка:
весь благоухающий дорогим одеколоном, в костюме с жилеткой и галстуком-бабочкой.
Импозантный мужчина, очень похожий на эстрадного певца того времени.
Я думал, что сейчас зазвучат героические песни про войну -
прямо у школьной доски, испещрённой загадочными каракулями.
Но вместо этого он начал читать короткие стихи про заек и воробьёв...

В конце выступления автор подарил нам свою последнюю книгу:
шесть четверостиший на трех листах.
Зато с весёлыми картинками типа "раскрась сам".
Говорят, это сочетание очень развивает воображение и мелкую мускулатуру рук...

Но цветных карандашей не потребовалось.
Фантазия проявила активность, несвойственную возрасту.
Именно она нашептала мне, что если несколько удачных строчек
позволяют ходить в смокинге и пахнуть, как свежий ландыш,
то неплохо было бы и себя испытать на этом поприще...

Впрочем, после того, как я повидал столичных писателей,
это меркантильное желание стушевалось и спряталось в самый дальний угол сознания.
У мэтров высокого слова были землистые лица с желтым оттенком.
Печень явно страдала от повышенной творческой потенции.
Клетчатые пиджаки с дырами на локтях смущали даже меня,
владельца шикарного гардероба из двух маек с талией на груди
и куртки из дубового дерматина...

Кроме того, между разными писателями присутствовало неуловимое напряжение.
Иногда проскакивали высоковольтные искры язвительных выпадов.
Если замешкался, можно было попасть под разряд высокопарных выражений.
До драк дело не доходило, но причина конфликта оставалась мне непонятной.
Все же литература не двухкомнатная квартира,
а ожесточение такое словно делят квадратные метры на кухне.
Хотел переметнуться к более миролюбивым металлургам, но было уже поздно.
Незаметно угодил в цепкий капкан собственного творчества...

И хоть сейчас в шкафу вместо ватника висит костюм с отливом,
а место под зеркалом занял французский одеколон, - всё это вопреки, а не благодаря.
Слова появляются неизвестно откуда, как кусочки огромной мозаики.
А я - чисто инстинктивно, - укладываю их в правильном порядке...
Оказывается, вдохновение заключается в сплошной рутине.