Мой отец, Николай Петрович, был очень спокойным человеком.
Я никогда не видел его раздражённым и не слышал от него никаких серьёзных упреков.
Похоже, он сильно потакал моим шалостям.
Даже когда я начинал сильно капризничать и впадал в детскую истерику по какому-нибудь пустяковому поводу,
он неизменно находил для меня ласковые слова.
Я, всхлипывая, замолкал и начинал вместе с ним мыть игрушки.
Это занятие убаюкивало, как колыбельная.
Кроме того, в комнате внезапно воцарялся необыкновенный порядок…

Игрушек, кстати, было у меня предостаточно.
Состоял в наличии даже собственный автомобиль – правда, с педальным двигателем.
Игрушечный кабриолет, плавными формами напоминавший «Москвич-402», я получил в подарок на день рождения.
Вся квартира тогда немедленно превратилась в гоночную трассу.
Потом она выкатилась на улицу и продолжилась вдоль стены родного дома.
К сожалению, в лимузине отсутствовали рессоры.
Поэтому он не вынес испытания пешеходными дорожками.
Колеса у него отлетели довольно быстро и почти одновременно.
Пришлось пересесть на коня…

Конечно, не на настоящего, а на деревянного.
Белый конь-качалка с рыжей гривой из пластика позволял на миг ощутить себя красным конником с картонной саблей в руке.
Впрочем, однажды отец подсадил меня на пегую спину старого деревенского мерина.
Тот тащил за собой тяжёлую борону по весенним огородам, притомился и встал на отдых – подкрепиться краюхой чёрствого хлеба.
Когда я оказался на его холке, то дыхание перехватило от восторга.
Вдруг захотелось, как в кино, пришпорить крутые конские бока и, закричав: «Ура!!!», помчаться по полю в сизую даль.
Но конь, будто почуяв дерзкие мысли седока, шумно вздохнул и нервно переступил старыми копытами.
Отец тут же вернул меня на землю и увел домой – пить ароматный чай с медом и пирожками…

Он работал инженером по обслуживанию нефтяных скважин – в просторечии называемых «качалками».
Частенько выезжал на разные аварии и где-то серьёзно простудился.
Болезнь дала осложнения на почки.
Отец долго лежал в районной больнице.
Мы с мамой часто посещали его и носили скромные передачи.
Как-то раз принесли отцу свежие сливы.
Он почти к ним не притронулся и, за неспешным разговором, потихоньку скормил их мне.
А я и рад стараться - послушно слопал почти всё...

Отец скончался зыбким сентябрьским утром.
Мама, старший брат и я уселись в грузовике рядом с закрытым гробом.
Машина медленно тронулась с места.
Вслед за ней, тихо переговариваясь, пошли люди с непокрытыми головами.
Оркестр, словно закашлявшись, надсадно грянул траурный марш.
В воздухе, радужно сверкая на слабом солнце, витала полупрозрачная паутина.
Тогда даже смерть казалось мне взрослой игрой.
Я изо всех сил пытался понять её правила.
И только на склоне лет осознал, что их на самом деле не существует…