Деревенские окрестности изобиловали многочисленными достопримечательностями – по крайней мере, на детский взгляд.
Конечно, в юном возрасте даже покосившаяся баня кажется сказочной избушкой.
Что уж говорить о развалинах теплиц у подножия глиняного холма!
Кто и когда их построил, а потом по неизвестным причинам разрушил до основания – я так и не узнал.
Но остатки фундаментов, поросшие вьюнком, горы битого стекла, сверкающие на солнце, как алмазы,
и канавы, напоминающие окопы, вызывали в воображении фантастические картины небывалого нашествия.
Но только теперь я узнал имя главного захватчика: экономическая целесообразность…

Примерно в километре от тепличных развалин находилось самое настоящее поле боя между старым и новым.
В самом прямом смысле этого выражения: оно было густо усеяно отжившей своей век сельскохозяйственной техникой.
Побеждённую рать рухляди представляли разнообразные сеялки, веялки, плуги, скелеты моторов и даже ржавая кабина какого-то грузовика.
В его кабине сохранился огромный руль.
Я изо всех силёнок пытался крутить его, воображая себя заправским шофёром…

Там было столько железа, что потребовалась бы целая армия пионеров, чтобы сдать его на металлолом.
Этого сырья вполне хватило бы на несколько новых тепловозов или небольшой корабль.
Но металл постепенно разрушался, окрашивая в ржавые марсианские оттенки придорожную пыль.
Когда поднимался ветер, она клубилась в воздухе, пытаясь одолеть окружающую зелень.
Но всякий раз на её пути, словно былинные богатыри, возникали колючие кусты татарника в полтора человеческих роста.
Пыль неизменно отступала…

С другой стороны деревни, по извилистой дороге, ведущей вдоль берега мутного пруда в чащу леса, татарник почти не рос.
Зато в дебрях ивы виднелись остатки старой мельницы.
Высохшая протока заросла камышами и осокой.
Из непроницаемо черного омута торчали гнилые сваи.
Кто-то мне внушил, что между ними живёт водяной с компанией кикимор.
Поэтому каждый поход в лес вызывал у меня неподдельный трепет – особенно под вечер…

На закате я выбирал другое развлечение.
Оно чем-то напоминало испанскую корриду, только обходилось без кровопролития.
После захода солнца с пастбищ возвращалось деревенское стадо:
впереди, угрюмо наклонив головы, шли быки, за ними шествовали смирные коровы, в хвосте колонны жизнерадостно блеяли кудрявые овцы.
Каждая животина, без лишних напоминаний, поворачивала к своему родному загону.
К нашим воротам степенно направлялась корова Зорька.
Бабушка ласково трепала её по холке и вела на вечернюю дойку…

Вот так - стаканом тёплого молока на ночь, как правило, заканчивались мои дневные приключения.